yellow vermin's drafts

Душу, вспыхнувшую на лету,
Не увидели в комнате белой,
Где в перстах милосердных колдуний
Нежно теплилось детское тело.

Дождь по саду прошел накануне,
И просохнуть земля не успела;
Столько было сирени в июне,
Что сияние мира синело.

И в июле, и в августе было
Столько света в трех окнах, и цвета,
Столько в небо фонтанами било
До конца первозданного лета,
Что судьба моя и за могилой
Днем творенья, как почва, прогрета.

1976 г.

* * *
И пока еще можно (? нужно!) успеть - получить от лета

Однодневные его - на от-лё-те - подарки:

Дождь, смех, встречу/расставание, вечернюю улицу...

... А если очень повезет, то и - предстоящие воспоминания.

О том, что [оно] было.

НОЧЬ ПОД ПЕРВОЕ ИЮНЯ

Пока еще последние колена
Последних соловьев не отгремели
И смутно брезжит у твоей постели
Боярышника розовая пена,

Пока ложится железнодорожный
Мост, как самоубийца, под колеса
И жизнь моя над черной рябью плеса
Летит стремглав дорогой непреложной,

Спи, как на сцене, на своей поляне,
Спи, - эта ночь твоей любви короче, -
Спи в сказке для детей, в ячейке ночи,
Без имени в лесу воспоминаний.

Так вот когда я стал самим собою,
И что ни день - мне новый день дороже,
Но что ни ночь - пристрастнее и строже
Мой суд нетерпеливый над судьбою...

1965 г.

* * *
И жизнь, замерев на [необозначимый] миг в точке,

Стремящейся к нолю, в исходе своем (о-)кажется бесконечной...

... Там, позади - весна. Впереди - лето.

Непрочный снег, неоновое пламя,
шуршанье шин и шепот площадей...
А я еще дышу, хожу меж вами,
болею неподкупными словами
и все еще надеюсь на людей.

А на людей земля не оскудела.
Но так непросто одолеть беду.
И снег идет. Прозрачный. Легкий. Белый.
И жизнь идет. Да разве в это дело?
И ночь идет. И я по ней иду.

А я еще дверей не запираю -
и верю. В снег. И в неба синеву.
И я еще живу. Не умираю...
И жизнь прошла.

А я еще живу.

1989 г.

* * *
К нынешнему бестактному февралю -

Маленькой жизни, которая [все-таки] заканчивается...

... Весной.

... После чего - сложившимся уже обыкновением - следует про "налитьдостать", "чернил" и "плакать". Или не следует. Смотря по тому, бонтоном цитату эту считать или же, наоборот, пусть и тоном тоже, но - таки мове-. Однако, как ни крути, первого февраля количество Бориса Леонидовича в самых различных его вариациях в "тырнетах" начинает зашкаливать. Всяк, даже при полном отсутствии причастности к чернилам (а также - к плакать; скорее - к налить), стремится показать методом СССV свою уж если и не образованность, то - хотя бы - осведомленность. И чем больше осведомленность преобладает над образованностью, тем Борис Леонидович во вконтактике каком-нибудь - обязательнее.

Но, в любом случае, несмотря на действительную до сих пор гениальность тех строк [и любовь мою к ним], ищутся мне сейчас строки совсем другие. Ищутся и - находятся. Под си-ю-мо-мент-ность настроения, промежуточным итогом. Который, становясь окончательным, обозначает лично для меня: у текущего малозаметного момента обыкновенной из-января-в-февраль(-ской) ночи есть свое понятное временное измерение. Растягивающееся порой до столь же незаметной бесконечности... Что, возможно, никому другому видно/известно не будет. Да, впрочем, и - не надо.

W.H. Auden

WHO'S WHO

A shilling life will give you all the facts: 
How Father beat him, how he ran away, 
What were the struggles of his youth, what acts 
Made him the greatest figure of his day; 
Of how he fought, fished, hunted, worked all night, 
Though giddy, climbed new mountains; named a sea; 
Some of the last researchers even write 
Love made him weep his pints like you and me. 

With all his honours on, he sighed for one 
Who, say astonished critics, lived at home; 
Did little jobs about the house with skill 
And nothing else; could whistle; would sit still 
Or potter round the garden; answered some 
Of his long marvellous letters but kept none.

( Для тех, кто не... )

* * *
Любые моменты - даже те, что в вечность длиной -

Хранимы, но [- в итоге -] не сохраняемы...

... А, впрочем - надо ли?

ЗАВИСТЬ

Я себе опостылела. Я,
Как собака на запах жилья,
К вам приду ледяным переулком,
Умирая от зависти к булкам
По субботам, к непыльным шкатулкам
И к фарфоровым всяким придуркам...
Бахрома и оранжевый свет,
А зато и любовь, и совет.

- Ну и ну! Это кто говорит?
- Это - я, осыпавшая быт
Молодою немудрою бранью.
Это я возле окон с геранью
Плачу:
я никогда вышиванью, -
Дивным крестиком: лебедь и гусь, -
Как и жизни-то - не научусь...

* * *
Каждому - по [своей] субботе...

... С завистью - порой - к субботам

Других чужих.

когда-нибудь мы выйдем на другой
чужой и незнакомой остановке
и поплывём над пылью и травой
внезапной удивлённые сноровке

и станет ночь где звёздам нет числа
и поведут нас по небесной бровке
проводники без тени и чела
и ангелы в глухой экипировке

и мы войдём в необозримый зал
как будто внутрь гигантского кристалла
смотри ты скажешь всё чем ты не стал
смотри отвечу всё чем ты мне стала

как будто нас вселенная прочла
и странную устроила затею
смотри ты скажешь вот и смерть прошла
смотри отвечу вот и свет за нею

здесь будут наши горести и сны
здесь будут вёсны и печали наши
и это всё положат на весы
и покачнутся медленные чаши

и чей-то голос жолт и нарочит
произнесёт вердикт за пылью млечной
конечная водитель пробурчит
и мы очнувшись выйдем на конечной.

* * *
... И это, пожалуй, все -

Ко второму [золотому] пришествию бабьего лета

И его - второму же и крайнему - исходу.

И вдогонку - ко вчерашним экзерсисам в понимании экзистанса -

Пока еще не кончились, не убежали, не у-тек-ли эти нежно-знойные дни...

... На свое не хватает пока сил/времени, однако - вот - есть

[Не] чужое, но очень близкое. К своему и -

Тому, что в экзистансе.

* * *
СЕНТЯБРЬ

V

Сентябрь-чудак и выживать мастак.
Быть может, он не разминется с нами,
пока не будет так, не будет так,
что мы его покинем сами.

И станет он покинутый тобой,
и осень обнажит свои прорехи,
и мальчики и девочки гурьбой
появятся, чтоб собирать орехи.

Вот щелкают и потрошат кусты,
репейники приклеивают к платью
и говорят: - А что же плачешь ты? -
Что плачу я? Что плачу?

Наладится такая тишина,
как под водой, как под морской водою.
И надо жить. У жизни есть одна
привычка - жить, что б ни было с тобою.

Изображать счастливую чету,
и отдышаться в этой жизни мирной,
и преступить заветную черту -
блаженной тупости. Но ты, мой милый,

ты на себя не принимай труда
печалиться. Среди зимы и лета,
в другие месяцы - нам никогда
не испытать оранжевого цвета.
Отпразднуем последнюю беду.
Рябиновые доломаем ветки.
Клянусь тебе двенадцать раз в году:
я в сентябре. И буду там вовеки.

Сижу гайюлийцезарствую. Разбираю румынские фото (скоро-скоро уже и здесь, но 6 гигабайт все-таки, даже сам удивляюсь, за пять дней-то - как и когда?), свожу воедино вверенные мне для рассмотрения расходы с доходами, глажу Соньку, лежащую рядом мордой в CapsLock (по обыкновению), разговариваю по скайпу. В паузах времени вслушиваюсь в тонкую тишину...

... Жизнь внезапно (?) стала исполнена смысла и необходимой вечерней усталости - от свершенного и свер-ша-е-мо-го. Дни оказываются ценны и наперечет. Планы определен(-н-)ы и ясны. И вспоминается - когда на мгновение взглядом в окно - давно уже не вспоминавшееся. Пафосное чуть, помпезное даже - но как же сейчас к месту! -

( Из Михаила Лозинского )

Так вот для чего это лето стояло
в горле как кость и вода:
ни утешеньем, ни счастьем не стало,
а благодарностью — да.

Ну вот и умер еще один человек, любивший меня. И вроде бы сердце в крови,
но выйдешь из дома за хлебом, а там — длинноногие дети,
и что им за дело до нашей счастливой любви?
И вдруг догадаешься ты, что жизнь вообще не про это.

Не про то, что кто-то умер, а кто-то нет,
не про то, что кто-то жив, а кто-то скудеет,
а про то, что всех заливает небесный свет,
никого особенно не жалеет.

— Ибо вся наша жизнь — это только погоня за счастьем,
но счастья так много, что нам его не унести.
Выйдешь за хлебом — а жизнь пронеслась: «Это лето, Настя.
Сердце мое разрывается на куски».

Мужчины уходят и женщины (почему-то),
а ты стоишь в коридоре и говоришь опять:
— В нежную зелень летнего раннего утра
хорошо начинать жить, хорошо начинать умирать…

Мать уходит, отец стареет, курит в дверях сигарету,
дети уходят, уходят на цыпках стихи…
А ты говоришь, стоя в
дверях: — Это лето, лето…
Сердце моё разрывается на куски.

* * *
В принципе, я вряд ли когда-нибудь еще обратился бы к поэзии vodennikov (по многим причинам не особо личного характера). И этот раз - конечно, первый. Он же, безусловно, и последний. Но...

... Других слов - и другой такой точности - для сегодняшнего дня/часа/мгновения у меня (пока?) нет. И спасибо Дмитрию за то, что у него они (вдруг?) нашлись.

А еще - спасибо Оле a_r_h_i_v. За архиактуальность напоминания. Хотя никто и не умирал. И ничего - не умерло.

В общем-то, отпраздновали - то, о чем говорилось вот тут в последних абзацах. Получилось неожиданно хорошо (спасибо друзьям)... Но и усталость навалилась сразу такая, что на прозу жизни уже сил не осталось - посуду вымыть и все такое. Только "поэзия" - потупить немного перед ноутом - и аллес.

Потупить перед ноутом как "поэзия" - это у меня означает обычно почитать что-нибудь из любимого. Пару рассказов или несколько стихотворений... Кстати, англоязычные тексты, особенно классику, я предпочитаю все-таки в оригинале. После того, как окунешься, к примеру, в сочетающий каким-то непостижимым образом живость и строгость язык Агаты Кристи или в чистую, почти хрустальную легкость звенящих жаворонком строф Лонгфелло, никаких переводов читать уже не (за-)хочется. Честно.

Однако, как редчайшее исключение, попадается иногда не перевод - пересказ, импровизация на тему давно и хорошо известного тебе. И именно такая вот вольная трактовка позволяет открыть в тексте то, что не было видно годами, с тех пор, как эти строки были впервые прочитаны. То, в чем на самом деле состоит самая суть стиха или новеллы, их сокровенный и безусловный смысл.

( Экзерсис в поисках смысла )