to strive, to seek...
Jul. 9th, 2012 11:54 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
yeloВ общем-то, отпраздновали - то, о чем говорилось вот тут в последних абзацах. Получилось неожиданно хорошо (спасибо друзьям)... Но и усталость навалилась сразу такая, что на прозу жизни уже сил не осталось - посуду вымыть и все такое. Только "поэзия" - потупить немного перед ноутом - и аллес.
Потупить перед ноутом как "поэзия" - это у меня означает обычно почитать что-нибудь из любимого. Пару рассказов или несколько стихотворений... Кстати, англоязычные тексты, особенно классику, я предпочитаю все-таки в оригинале. После того, как окунешься, к примеру, в сочетающий каким-то непостижимым образом живость и строгость язык Агаты Кристи или в чистую, почти хрустальную легкость звенящих жаворонком строф Лонгфелло, никаких переводов читать уже не (за-)хочется. Честно.
Однако, как редчайшее исключение, попадается иногда не перевод - пересказ, импровизация на тему давно и хорошо известного тебе. И именно такая вот вольная трактовка позволяет открыть в тексте то, что не было видно годами, с тех пор, как эти строки были впервые прочитаны. То, в чем на самом деле состоит самая суть стиха или новеллы, их сокровенный и безусловный смысл.
Например, с самого начала теннисоновский "Улисс" был завязан для меня только на последнее предложение, успешно пропиаренное (именно так) в свое время сначала тем, кто выбил эту надпись на могильной плите великого неудачника Роберта Скотта... А затем не менее успешно внедрявшееся в умы - и сердца - советских подростков сталинским, хотя и не по своей воле, но все же любимцем Вениамином Кавериным.
Помните?
... Come, my friends,
'Tis not too late to seek a newer world.
Push off, and sitting well in order smite
The sounding furrows; for my purpose holds
To sail beyond the sunset, and the baths
Of all the western stars, until I die.
It may be that the gulfs will wash us down:
It may be we shall touch the Happy Isles,
And see the great Achilles, whom we knew
Though much is taken, much abides; and though
We are not now that strength which in old days
Moved earth and heaven; that which we are, we are;
One equal temper of heroic hearts,
Made weak by time and fate, but strong in will
To strive, to seek, to find, and not to yield.
Конечно, то самое - "Бороться и искать, найти и не сдаваться!". И конечно, мне всегда казалось, что не ради этого пафосного завершения был написан "Улисс". Обязательно должно было быть что-то, что скрывалось за блеском и бравурностью бальмонтовского - и многих других переложений... И что зашифровал сам барон Теннисон. Но что - понять мне так и не удавалось. До момента, пока я, наконец-то, не соотнес с оригиналом прочитанное когда-то в русском переводе "Одиссеи" Кларка стихотворение. Которое заканчивалось так: "И находим. И ищем. И будем идти до конца".
И разгадка пришла. Естественно, не в безудержном и бездумном оптимизме (и обязательном преодолении всего и вся) был секрет. Наоборот, совсем наоборот - в мощнейшей безысходности. Абсолютном понимании того, что последний поход обречен. И именно потому он заслуживает, чтобы в него уйти, пока есть еще к тому воля. С полным осознанием - вернуться уже не получится... Такой посыл оказался мне гораздо ближе и понятнее. Это действительно в человеческой природе - бросать безнадежный вызов самой безнадежности. И никакого пафоса. Только усталость и - уверенность в исходе.
А вот и она - та самая импровизация на тему "Улисса", сделанная малоизвестным фантастом Михаилом Глебовым. И на ней сегодня - без лишних слов уже - можно, в принципе, и закончить:
Наши жизни сплелись.
Нас и так было мало. Теперь
Не осталось совсем. Каждый час, отвоеванный нами
У пучины безмолвия, тает в холодном тумане,
За которым виднеется настежь открытая дверь.
Что-то большее, чем измерение времени. Час
Нашей смерти. Предвестник того, что начнется.
Это будет страшнее, чем жар беспощадного солнца -
Наше тело погибнет. Но разум, отдельно от нас
Будет жить в беспредельности, в вечной слепой пустоте
И стремиться за знаньем, подобно летящей звезде.
Может быть, нас поглотит бездонный, невидимый ров,
Эта страшная бездна, откуда не будет возврата,
Может быть, мы достигнем далекого Острова Снов
И увидим героев, которых мы знали когда-то.
Уже многое отнято, но еще большего ждут
И мы тронемся в путь, как когда-то, когда мы умели
Двигать небо и землю. И жили на самом пределе
Человеческой силы. Мы знаем, что нам не вернут
Нашу молодость.
Мы постарели.
И наши сердца
Ослабели от тяжести лет и ударов судьбы.
Только воля сильна. И мы снова уходим, забыв
Обо всем. И находим.
И ищем.
И будем идти до конца.
Потупить перед ноутом как "поэзия" - это у меня означает обычно почитать что-нибудь из любимого. Пару рассказов или несколько стихотворений... Кстати, англоязычные тексты, особенно классику, я предпочитаю все-таки в оригинале. После того, как окунешься, к примеру, в сочетающий каким-то непостижимым образом живость и строгость язык Агаты Кристи или в чистую, почти хрустальную легкость звенящих жаворонком строф Лонгфелло, никаких переводов читать уже не (за-)хочется. Честно.
Однако, как редчайшее исключение, попадается иногда не перевод - пересказ, импровизация на тему давно и хорошо известного тебе. И именно такая вот вольная трактовка позволяет открыть в тексте то, что не было видно годами, с тех пор, как эти строки были впервые прочитаны. То, в чем на самом деле состоит самая суть стиха или новеллы, их сокровенный и безусловный смысл.
Например, с самого начала теннисоновский "Улисс" был завязан для меня только на последнее предложение, успешно пропиаренное (именно так) в свое время сначала тем, кто выбил эту надпись на могильной плите великого неудачника Роберта Скотта... А затем не менее успешно внедрявшееся в умы - и сердца - советских подростков сталинским, хотя и не по своей воле, но все же любимцем Вениамином Кавериным.
Помните?
... Come, my friends,
'Tis not too late to seek a newer world.
Push off, and sitting well in order smite
The sounding furrows; for my purpose holds
To sail beyond the sunset, and the baths
Of all the western stars, until I die.
It may be that the gulfs will wash us down:
It may be we shall touch the Happy Isles,
And see the great Achilles, whom we knew
Though much is taken, much abides; and though
We are not now that strength which in old days
Moved earth and heaven; that which we are, we are;
One equal temper of heroic hearts,
Made weak by time and fate, but strong in will
To strive, to seek, to find, and not to yield.
Конечно, то самое - "Бороться и искать, найти и не сдаваться!". И конечно, мне всегда казалось, что не ради этого пафосного завершения был написан "Улисс". Обязательно должно было быть что-то, что скрывалось за блеском и бравурностью бальмонтовского - и многих других переложений... И что зашифровал сам барон Теннисон. Но что - понять мне так и не удавалось. До момента, пока я, наконец-то, не соотнес с оригиналом прочитанное когда-то в русском переводе "Одиссеи" Кларка стихотворение. Которое заканчивалось так: "И находим. И ищем. И будем идти до конца".
И разгадка пришла. Естественно, не в безудержном и бездумном оптимизме (и обязательном преодолении всего и вся) был секрет. Наоборот, совсем наоборот - в мощнейшей безысходности. Абсолютном понимании того, что последний поход обречен. И именно потому он заслуживает, чтобы в него уйти, пока есть еще к тому воля. С полным осознанием - вернуться уже не получится... Такой посыл оказался мне гораздо ближе и понятнее. Это действительно в человеческой природе - бросать безнадежный вызов самой безнадежности. И никакого пафоса. Только усталость и - уверенность в исходе.
А вот и она - та самая импровизация на тему "Улисса", сделанная малоизвестным фантастом Михаилом Глебовым. И на ней сегодня - без лишних слов уже - можно, в принципе, и закончить:
Наши жизни сплелись.
Нас и так было мало. Теперь
Не осталось совсем. Каждый час, отвоеванный нами
У пучины безмолвия, тает в холодном тумане,
За которым виднеется настежь открытая дверь.
Что-то большее, чем измерение времени. Час
Нашей смерти. Предвестник того, что начнется.
Это будет страшнее, чем жар беспощадного солнца -
Наше тело погибнет. Но разум, отдельно от нас
Будет жить в беспредельности, в вечной слепой пустоте
И стремиться за знаньем, подобно летящей звезде.
Может быть, нас поглотит бездонный, невидимый ров,
Эта страшная бездна, откуда не будет возврата,
Может быть, мы достигнем далекого Острова Снов
И увидим героев, которых мы знали когда-то.
Уже многое отнято, но еще большего ждут
И мы тронемся в путь, как когда-то, когда мы умели
Двигать небо и землю. И жили на самом пределе
Человеческой силы. Мы знаем, что нам не вернут
Нашу молодость.
Мы постарели.
И наши сердца
Ослабели от тяжести лет и ударов судьбы.
Только воля сильна. И мы снова уходим, забыв
Обо всем. И находим.
И ищем.
И будем идти до конца.
